Неточные совпадения
Осип (выходит и говорит за сценой).Эй, послушай, брат! Отнесешь письмо на почту, и
скажи почтмейстеру, чтоб он принял без денег; да
скажи, чтоб сейчас привели к
барину самую лучшую тройку, курьерскую; а прогону,
скажи,
барин не плотит: прогон, мол,
скажи, казенный. Да чтоб все живее, а не то, мол,
барин сердится. Стой, еще письмо не готово.
Анна Андреевна. Ну что,
скажи: к твоему
барину слишком, я думаю, много ездит графов и князей?
Бобчинский. Припомню, ей-богу, припомню. Уж не мешайте, пусть я расскажу, не мешайте!
Скажите,
господа, сделайте милость, чтоб Петр Иванович не мешал.
Городничий. Да постойте, дайте мне!.. (К Осипу.)А что, друг,
скажи, пожалуйста: на что больше
барин твой обращает внимание, то есть что ему в дороге больше нравится?
«Грехи, грехи, — послышалось
Со всех сторон. — Жаль Якова,
Да жутко и за
барина, —
Какую принял казнь!»
— Жалей!.. — Еще прослушали
Два-три рассказа страшные
И горячо заспорили
О том, кто всех грешней?
Один
сказал: кабатчики,
Другой
сказал: помещики,
А третий — мужики.
То был Игнатий Прохоров,
Извозом занимавшийся,
Степенный и зажиточный...
Дворовый, что у
баринаСтоял за стулом с веткою,
Вдруг всхлипнул! Слезы катятся
По старому лицу.
«Помолимся же
ГосподуЗа долголетье
барина!» —
Сказал холуй чувствительный
И стал креститься дряхлою,
Дрожащею рукой.
Гвардейцы черноусые
Кисленько как-то глянули
На верного слугу;
Однако — делать нечего! —
Фуражки сняли, крестятся.
Перекрестились барыни.
Перекрестилась нянюшка,
Перекрестился Клим…
Да и мигнул Орефьевне:
И бабы, что протискались
Поближе к
господам,
Креститься тоже начали,
Одна так даже всхлипнула
Вподобие дворового.
(«Урчи! вдова Терентьевна!
Старуха полоумная!» —
Сказал сердито Влас.)
Из тучи солнце красное
Вдруг выглянуло; музыка
Протяжная и тихая
Послышалась с реки…
«Ну, так
скажите барину,
Что виноватый спрятался».
— А завтра как? Забыли вы
Агапа неповинного?
Нахохотавшись досыта,
Помещик не без горечи
Сказал: «Наденьте шапочки,
Садитесь,
господа...
Оно и правда: можно бы!
Морочить полоумного
Нехитрая статья.
Да быть шутом гороховым,
Признаться, не хотелося.
И так я на веку,
У притолоки стоючи,
Помялся перед
бариномДосыта! «Коли мир
(
Сказал я, миру кланяясь)
Дозволит покуражиться
Уволенному
баринуВ останные часы,
Молчу и я — покорствую,
А только что от должности
Увольте вы меня...
Как из конюшни вынесли
Его мертвецки пьяного
Четыре мужика,
Так
барин даже сжалился:
«Сам виноват, Агапушка!» —
Он ласково
сказал…
—
Я болен, а
сказать ли вам,
О чем молюсь я
Господу,
Вставая и ложась?
«Эх, Влас Ильич! где враки-то? —
Сказал бурмистр с досадою. —
Не в их руках мы, что ль?..
Придет пора последняя:
Заедем все в ухаб,
Не выедем никак,
В кромешный ад провалимся,
Так ждет и там крестьянина
Работа на
господ...
— На радости
Спасибо даже
баринуЗабыл
сказать старик,
Зато крестьяне прочие
Так были разутешены,
Так рады, словно каждого
Он подарил рублем!
— Ай
барин! не прогневался,
Разумная головушка!
(
Сказал ему Яким.)
Разумной-то головушке
Как не понять крестьянина?
А свиньи ходят по́ земи —
Не видят неба век!..
Софья. Я
сказала, что судьба моя зависит от воли дядюшкиной, что он сам сюда приехать обещал в письме своем, которого (к Правдину) не позволил вам дочитать
господин Скотинин.
Правдин (Скотинину). Ничему не бывать,
господин Скотинин! Я
скажу вам, что сестрица ваша прочит ее за сынка своего.
Почему так? а потому,
господа вольнодумцы, что при отправлении казенных должностей мундир, так
сказать, предшествует человеку, а не наоборот.
— Ничего,
барин, в дождь коси, в погоду греби! —
сказал старик.
— Славу Богу, —
сказал Матвей, этим ответом показывая, что он понимает так же, как и
барин, значение этого приезда, то есть что Анна Аркадьевна, любимая сестра Степана Аркадьича, может содействовать примирению мужа с женой.
— Ну,
барин, обедать! —
сказал он решительно. И, дойдя до реки, косцы направились через ряды к кафтанам, у которых, дожидаясь их, сидели дети, принесшие обеды. Мужики собрались — дальние под телеги, ближние — под ракитовый куст, на который накидали травы.
— Смотри,
барин, взялся за гуж, не отставать! —
сказал он, и Левин услыхал сдержанный смех между косцами.
— Завтракать,
барин, —
сказал старик.
— Дарья Александровна приказали доложить, что они уезжают. Пускай делают, как им, вам то есть, угодно, —
сказал он, смеясь только глазами, и, положив руки в карманы и склонив голову на бок, уставился на
барина.
— Виноват,
господа! —
сказал он, выбегая на крыльцо. — Завтрак положили? Зачем рыжего направо? Ну, всё равно. Ласка, брось, пошла сидеть!
— Я? Да, я озабочен; но, кроме того, меня это всё стесняет, —
сказал он. — Ты не можешь представить себе, как для меня, деревенского жителя, всё это дико, как ногти того
господина, которого я видел у тебя…
— Какой опыт? столы вертеть? Ну, извините меня, дамы и
господа, но, по моему, в колечко веселее играть, —
сказал старый князь, глядя на Вронского и догадываясь, что он затеял это. — В колечке еще есть смысл.
— Ну вот видите ли,
господа, —
сказал Левин, с несколько мрачным выражением подтягивая сапоги и осматривая пистоны на ружье.
— Да, вот ты бы не впустил! Десять лет служил да кроме милости ничего не видал, да ты бы пошел теперь да и
сказал: пожалуйте, мол, вон! Ты политику-то тонко понимаешь! Так — то! Ты бы про себя помнил, как
барина обирать, да енотовые шубы таскать!
— Вот смерть-то ужасная! —
сказал какой-то
господин, проходя мимо. — Говорят, на два куска.
— Ну, я один пойду, — живо вставая и обуваясь,
сказал Весловский. — До свиданья,
господа. Если весело, я вас позову. Вы меня дичью угощали, и я вас не забуду.
— Ну,
барин, на лето чур меня не ругать зa эту леху, —
сказал Василий.
— Да нельзя же в коридоре разговаривать! —
сказал Левин, с досадой оглядываясь на
господина, который, подрагивая ногами, как будто по своему делу шел в это время по коридору.
— Я не имею удовольствия знать этого
господина Левина, — улыбаясь
сказал Вронский, — но, вероятно, он никогда не видал тех машин, которые он осуждает. А если видел и испытывал, то кое-как, и не заграничную, а какую-нибудь русскую. А какие же тут могут быть взгляды?
— Скверная история, но уморительная. Не может же Кедров драться с этим
господином! Так ужасно горячился? — смеясь переспросил он. — А какова нынче Клер? Чудо! —
сказал он про новую французскую актрису. — Сколько ни смотри, каждый день новая. Только одни французы могут это.
— Должно быть, очень энергический
господин, —
сказал Гриневич, когда Левин вышел.
— Ну
скажи, руку на сердце, был ли… не в Кити, а в этом
господине такой тон, который может быть неприятен, не неприятен, но ужасен, оскорбителен для мужа?
— Хорошо тебе так говорить; это всё равно, как этот Диккенсовский
господин который перебрасывает левою рукой через правое плечо все затруднительные вопросы. Но отрицание факта — не ответ. Что ж делать, ты мне
скажи, что делать? Жена стареется, а ты полн жизни. Ты не успеешь оглянуться, как ты уже чувствуешь, что ты не можешь любить любовью жену, как бы ты ни уважал ее. А тут вдруг подвернется любовь, и ты пропал, пропал! — с унылым отчаянием проговорил Степан Аркадьич.
— Вот как! Но
скажи, как мужики смотрят на это? Должно-быть, посмеиваются, что чудит
барин.
— Какой-то
барин, Николай Дмитрич, —
сказала она.
— Готова,
барин; бреет, сама косит, —
сказал Тит, с улыбкой снимая шапку и подавая ему косу.
— Ну-ка,
барин, моей тюрьки, —
сказал он, присаживаясь на колени перед чашкой.
— По привычке, одно. Потом связи нужно поддержать. Нравственная обязанность в некотором роде. А потом, если правду
сказать, есть свой интерес. Зять желает баллотироваться в непременные члены; они люди небогатые, и нужно провести его. Вот эти
господа зачем ездят? —
сказал он, указывая на того ядовитого
господина, который говорил за губернским столом.
— Только не я, — смутившись и бросив испуганный взгляд на стоявшего подле с Сергеем Ивановичем ядовитого
господина,
сказал Свияжский.
—
Господин этот Русский и спрашивал про вас, —
сказал обер-кельнер.
— А, ты так? —
сказал он. — Ну, входи, садись. Хочешь ужинать? Маша, три порции принеси. Нет, постой. Ты знаешь, кто это? — обратился он к брату, указывая на
господина в поддевке, — это
господин Крицкий, мой друг еще из Киева, очень замечательный человек. Его, разумеется, преследует полиция, потому что он не подлец.
— Ох, эти
господа! —
сказал он приказчику, — один предмет.
—
Господа! —
сказал он (голос его был спокоен, хотя тоном ниже обыкновенного), —
господа! к чему пустые споры? Вы хотите доказательств: я вам предлагаю испробовать на себе, может ли человек своевольно располагать своею жизнию, или каждому из нас заранее назначена роковая минута… Кому угодно?
— Бедная шинель! —
сказал я, усмехаясь, — а кто этот
господин, который к ним подходит и так услужливо подает им стакан?
— Что же, —
сказал пьяный
господин, мигнув драгунскому капитану, который ободрял его знаками, — разве вам не угодно?.. Я таки опять имею честь вас ангажировать pour mazure… [на мазурку… (фр.)] Вы, может, думаете, что я пьян? Это ничего!.. Гораздо свободнее, могу вас уверить…